У Тайваня особенная судьба. Этот остров, которому португальцы дали имя Формоза, что значит Прекрасный, не раз переходил из рук в руки или, лучше сказать, на него ложились тени разных государств, но он так никому и не достался. Последняя тень – от гоминьдановского Китая – оставила самый глубокий след. В центре тайваньской столицы Тайбэя стоит мавзолей Чан Кайши. Генералиссимус сидит в кресле в позе Авраама Линкольна, за ним на стене золотом выведены два его самых знаменитых изречения: китайская мудрость высшей пробы, когда она уже неотличима от самой бесхитростной банальности:
«Смысл жизни – продолжение жизни.
Цель жизни – улучшение качества жизни людей…»
На мавзолее четкими прямыми линиями начертаны четыре иероглифа – посмертное имя Чан Кайши: «Высшая Срединность, Великая Прямизна».
А снаружи, на воротах мемориального комплекса уже выведен игривой скорописью девиз новой эпохи: «Площадь свободы».
Соседство этих надписей – плод компромисса двух главных импульсов, двух непременных полюсов китайского уклада: строгая державность и свободная стихия повседневности. Китайская политика и китайское общество должны проплыть между этими Сциллой и Харибдой. На Тайване они выглядят необычно. С одной стороны, Тайвань – что-то вроде «Острова Крыма» с китайской спецификой, где медленно угасает слава созданной Сунь Ятсеном Китайской Республики (которой до 1945 г. Тайвань не принадлежал!). С другой стороны, Тайвань ощущает себя не то «китайским сиротой», не то «сиротой Азии» (первое – название достопамятной пьесы Вольтера, а второе – название популярного романа тайваньского писателя). В итоге тайваньцы то ли добровольно, то ли за неимением лучшего ищут утешение в чувстве предоставленности себе, даже своей затерянности в мире, и это чувство требует, конечно, любви к родной земле. Я думаю, настоящий корень тайваньского характера — в этом безотчетном, вошедшим в привычку, почти по-детски наивном доверии жителей острова к своей земле. Чувство людей скромных, много потрудившихся, чтобы жить в достатке, с любопытством взирающих с гор своего острова на мир, но знающих себе цену. Нет, недаром тайваньцы называют себя людьми батата. Главная причина, конечно, в том, что их остров по форме напоминает батат. К тому же продукт дешевый и питательный — подлинно народная пища. Но мне видится тут еще один смысл: батат растет в земле и целиком охвачен ею. Так и тайваньцы: преданы своей земле нутром и как бы инстинктивно чуют ее. Люди практичные, они не доверяют абстракциям, и все оценивают через собственные ощущения. Для меня они решительнее всех азиатских народов следуют одной важной истине Востока: живи тем, что имеешь, и не пренебрегай близким ради далекого. Ибо все, что есть «там», уже имеется «здесь».
Ясное чувство, что «вокруг — моя земля» и «во мне все есть», навевает островитянам тот умиротворенный покой, который позволяет спокойно жить, мирно уживаться людям с очень разным историческим прошлым и эффективно работать. К тому же тайваньцы всегда опутаны плотной сетью родственных, соседских и товарищеских связей, — тоже часть родной земли! — и этот уютный кокон помогает им выдерживать любые удары судьбы.
Одним словом, чтобы понять Тайвань, нужно просто прильнуть к его земле и увидеть остров как бесконечное множество мест, всегда неповторимых. У меня есть любимый маршрут для путешествия по острову, и пролегает он, конечно, среди гор, где тоже большей частью едешь в окружении курчавых зеленых скал и только изредка, с горных вершин, взору открываются дали. Сначала по скоростной магистрали я еду в уезд Наньтоу, где повсюду растет чай, а в воздухе плывет аромат сосен и камфоры. Там, на вершине горы Тайхэ, в самом центре острова и в эпицентре катастрофического землетрясения 1999 г., знакомый даос по имени Сюаньи (что значит Сокровенное Единство) строит свой храм на своей земле. Место для храма выбрано как по заказу: цепочка холмиков на вершине обозначает изгибающегося дракона с разинутой пастью, а напротив нее другой изогнутый холм представляет тигра. Есть там и прообразы других мифических существ, и даже природный каменный столик для чаепития. Вот так тайваньцы относятся к природному ландшафту: им всюду видятся в нем образы божеств и мифических зверей, символы мироздания, следы памятных событий — одним словом, знаки силы и святости. Этим умением распознавать духовные силы природы держится их любовь к своей земле и их уверенность в себе, дающая силы для смелых совместных действий.
Не примечательно ли, что и в ряд развитых стран Тайвань выдвинулся стремительно и без какого-либо плана, даже почти без содействия государства? Просто в какой-то момент, где-то в середине 80-х все поняли, что надо вкладываться в материковый Китай, тем более что там всегда отыщутся какие-нибудь родичи. Миллионы людей разбогатели буквально за несколько лет. Так маленький невзрачный бутон, когда приходит ему срок, превращается в прекрасный цветок.
Этот прыжок обратно в континентальный Китай обнажает корень китайского уклада: желание и способность жить в разумном согласии с окружающими. Он проявляется даже на государственном уровне: Тайвань и континентальный Китай в последнее время научились действовать в неформальном согласии, некоей разновидности синергии в акватории Тихого океана. Обе стороны больше не стремятся перекупить тамошних островных царьков, а просто делают там то, что можно и нужно делать ради общей пользы, не задевая интересов потенциального соперника. Редко замечают, что крупнейшая акватория планеты имеет много общего с глубинной Азией: в обоих случаях мы имеем дело с большим пространством и его пестрыми и разрозненными сообществами, не поддающимися единому порядку управления. Возможно, в отношениях синергии, свойственных этим регионам, мы видим некую матрицу новой, только зарождающейся миросистемы АТР.
Для Тайваня Тихоокеанский регион имеет колоссальное значение, как хозяйственное, так и политическое. Здесь добываются нужные Тайваню ресурсы, стоят тайваньские радиолокационные станции. Чтобы дистанцироваться от континентального Китая, Тайвань позиционирует себя именно как тихоокеанское государство и использует аборигенное население острова как повод для того, чтобы подчеркнуть свое этнокультурное родство с Меланезией. Официальной целью нынешнего руководства Тайваня является «построение океанической нации», и эта цель удачно совмещает утверждение тайваньской самобытности с встраиванием Тайваня в глобальный мир.
Теперь мы знаем другую сторону тайваньского патриотизма. Уход от имперского Китая, слишком далекого и чужого для островитян, неизбежно означает исход в еще неведомое пространство. Хотя формальные границы между китайскими переселенцами и аборигенными племенами острова стерлись, тайваньцы остаются народом фронтира, расползающимся в пространстве, открытым и тропическому лесу, и великому океану, а в перспективе всему миру. Тайвань – это пролом в Китайской стене, через которую вытекает в мир человеческая субстанция Срединной империи. Духовное тело его народа – пористое, рассыпчатое, утекающее «между пальцев», и это ничто иное как тело Китая в глобальном измерении! Тело как фокус мирового круговорота, предел всех вещей, момент их перехода в инобытие и потому тело пористое, рассыпчатое, отсутствующее. Фокус тайваньской жизни – чистая, лишенная физических параметров локальность, пустое-святое место, holey space, так убедительно свидетельствующее о себе в хаотической планировке храмовых комплексов на острове. Центробежное движение, влекущее тайваньцев в провалы бытия, не дает выковать из них нацию. Все-таки любовь к родной земле и национальная идентичность – разные вещи. Может быть, поэтому никто на Тайване не переживает из-за того, что их острову не нашлось места среди «объединенных наций». И тайваньская политика зависла между двумя полюсами: фактом «жизненной общности» и мечтой о «глобальном мире». На поверхности она предстает спором о том, относится ли Тайвань к Китаю. Но тайваньцы чувствуют фиктивность этого спора, и большинство из них предпочитают нынешний двусмысленный статус острова, молчаливо соглашаясь с его «сиротством». Ибо нет еще политики, которая могла бы свести воедино повседневность и всемирность. Но такая политика возможна и когда-нибудь появится. И не исключено, что тогда уже Тайвань будет учить Великий Китай искусству жить вместе без формального единства.
Опубликовано в журнале Republic.ru 10.10.2021
Текст предоставлен автором.
Комментарии
Добавить комментарий