Горизонты азиатской политики Владимира Путина. Комментарии к новой Стратегии национальной безопасности России

Новая Стратегия национальной безопасности (СНБ) России, утвержденная президентом В.В. Путиным 2 июля 2021 г., вызвала большой интерес и многочисленные комментарии в экспертных кругах [1]. Развивая данный дискурс особое внимание хотелось бы обратить на азиатские сюжеты, связанные с более общими вопросами. Каковы в целом качественные и регионально-страновые параметры современной восточной политики России в контексте новых вызовов и российских приоритетов? В какой фазе в настоящее время находится восточная политика Владимира Путина – а) возвращения на «Большой Восток», б) отступления, в) активной обороны или г) наступления? Учитывая масштабность проблемы, обозначим пока самые общие векторы возможной дальнейшей дискуссии по этой теме. 
  15 лет назад автор попытался дать обзор азиатской стратегии России за 2004 – 2007 гг. через личность российского президента, концентрирующего суть, смысл и ценности российской политики в Азии [2]. Основной лейтмотив той фазы можно условно сформулировать как осторожное возвращение России на Восток. На отдельных участках оно было системным и интенсивным (российско-китайский, российско-индийско-китайский форматы – РИК, ШОС, БРИКС и др.), на других точечным (Сирия), на третьих – выжидательно-осторожным (Япония, Корейский полуостров, Иран, Турция). Имелись и конфликтные участки – Афганистан, Грузия, которую после нападения на российских миротворцев, как известно, пришлось силой принуждать к миру.
  Проецируя реалии и опыт российской восточной дипломатии того времени на современный период, следует еще раз отметить роль личности президента В.В. Путина и эволюцию его образа в мире, включая восточные части. Если в начале 2000-х гг. восприятие В.В. Путина варьировалось от «домостроителя, собирателя России» до «свернутой пружины», готовой дать отпор любым внутренним и внешним врагам [3]. Воссоединение с Крымом (2014 г.), блестящая сирийская операция (2015 г.), ликвидация войны на Кавказе и эффективное посредничество в армяно-азербайджанском конфликте (2021) и многое другое, усилили мировое влияние российского лидера. Сформировался образ «глобального менеджера», мгновенно и эффективно реагирующего на кризисы, затрагивающие интересы России.
  Очевидно, что для гигантского пространства, простирающегося от Японии и стран Юго-Восточной Азии до государств Магриба Северной Африки, существующего в трех мега-регионах: Восточная Азия, Южная, Центральная Азия и Кавказ, Средний и Ближний Восток (51 государство), нет единых универсальных правил и методик для реализации политико-дипломатических задач. Опыт российского МИД, других профильных министерств и ведомств, включая ВПК и специальные службы уникален и в чем-то самодостаточен, поскольку специалисты работают «на земле», в конкретной ситуации, стране, регионе. Каждый участок требует своих специфических усилий, стратегии и тактики сообразно местным условиям.
  Признавая регионально-страновую специфику, тем не менее представляется важным выявление общей «линейки» азиатских приоритетов России на сегодняшний день. В разделе «Стратегическая стабильность и взаимовыгодное международное сотрудничество» СНБ расположен «азиатский ряд» российских приоритетов: 1) интеграционные интересы в СНГ, прежде всего в ЕАЭС и безопасность ОДКБ; 2) формирование Большого Евразийского партнерства; 3) развитие отношений с Китаем и Индией; 4) приоритеты ШОС, БРИКС и РИК (Россия – Индия – Китай); и 5) развитие интеграционных проектов в АТР и других регионах мира [4]. 
  Выстроенная последовательность приоритетов очевидна и не вызывает вопросов. Но остается проблема интерпретаций и скрытых смыслов. Во-первых, пределы расширения ЕАЭС, развитие сети зон свободной торговли (ЗСТ) внутри проекта (сшивание постсоветского пространства), подключение/интеграция соседних стран Ирана, Узбекистана и др. в формате ЕАЭС+. Это перспективно и выгодно России. Талибская растущая угроза после вывода американских войск из Афганистана в разы усиливает значимость ОДКБ. Очевидно, что эта тема требует специального анализа профильных экспертов. 
  Во-вторых, евразийский трек, который существует в двух условных измерениях – китайском («Экономический пояс Шелкового Пути») и российском в рамках ЕАЭС и проекта сопряжения с Китаем. Реально пока эти измерения существуют в основном параллельно друг другу на фоне отдельных фобий в странах Средней Азии относительно влияния Поднебесной. Подтекстом в СНБ звучит мысль о том, что ни один национальный проект не должен господствовать в Евразии, включая китайский. 
  Позитивным в евразийской части является сформировавшаяся российская стратегия «Поворота на Восток», которая, пройдя экспертно-концептуальную фазу [5] превратилась в государственную политику. Важно, что поворот рассматривается уже не только как возможность более широкой кооперации с азиатскими соседями, но и как перенос социально-экономического и инфраструктурного центра России в сибирско-дальневосточные регионы. 
  В-третьих, китайско-индийская дилемма для России. В этой опции много чувствительных моментов – рост китайско-индийских разногласий, осложняющих жизнь ШОС, неприятие Нью Дели китайского «Одного Пояса и Пути», продвижение концепции «Индо-Тихоокеанского региона» (ИТР), направленного против Пекина и Москвы и др. В предыдущей версии СНБ 2015 г. Китай и Индия были разделены на самостоятельные абзацы, причем китайский шел первым. В этом варианте в одном разделе российско-китайский формат сформулирован как «всеобъемлющее и стратегическое взаимодействие», а российско-индийский как «особо привилегированное стратегическое партнерство». 
  Очевидно, что дело не в филологических изысках, а в попытке политически уравнять качественно и дистанционно отношения России с двумя партнерами, сохранить равноудаленность от Нью Дели и Пекина без ущерба для Москвы. Механизм РИК, созданный в том числе и для этого, пока недостаточно эффективен. Россия, на фоне растущей российско-китайской асимметрии экономических потенциалов в пользу Китая, возможно, хотела бы более эффективно для себя сбалансировать (хеджировать) свои отношения с КНР, уменьшив потенциальные риски. Понятно, что это не размывает фундаментальных основ нашего партнерства с Поднебесной, которое остается мейнстримом российской дальневосточной политики.
  Неясным остается вопрос с Японией. Заявление премьера М.В Мишустина о создании на Курилах свободной таможенной территории с большими налоговыми преференциями для инвесторов, конечно, сильный ход. Вряд ли он привлечен серьезное внимание японцев по известным территориально-политическим причинам, но вполне может заинтересовать российский бизнес, а также внешних игроков – Индию, Китай, Южную Корею и др. Достаточно неожиданно прозвучало недавнее заявление индийских представителей о желании провести на полях VI Восточного Экономического Форума (2-4 сентября 2021 г., г. Владивосток) трехстороннюю встречу в формате «Индия – Россия – Япония».  Ответа российская сторона пока не дала.
  Таким образом, азиатские контуры российской политики, распадаясь на регионально-страновые опции, исходят прежде всего из внутренних потребностей российского государства. Новая стратегия (СНБ) в первую очередь направлена внутрь общества, на сбережение народа, развитие человеческого капитала и восточная политика – это дополнительный ресурс, опыт, безопасность и новые возможности для российской модернизации.

[1] Igor Denisov. What Russia’s National Security Strategy Has to Say About Asia // The Diplomat. July 14. 2021 URL: https://thediplomat.com/2021/07/what-russias-national-security-strategy-has-to-say-about-asia/ Симон Сараджян. Новая стратегия безопасности России: сдерживание США, игнорирование ЕС, партнерство с Китаем // Россия в глобальной политике. 06.08.2021. / URL: https://globalaffairs.ru/articles/strategiya-rossii-sderzhivanie/ Дмитрий Евстафьев. Новая Стратегия  национальной безопасности России: сигнал для ЕАЭС / URL: https://eurasia.expert/novaya-strategiya-natsbezopasnosti-rossii-signal-dlya-eaes/
[2] С.Г. Лузянин. Восточная политика Владимира Путина. Возвращение России на «Большой Восток» (2004-2008 гг.). М.: АСТ «Восток – Запад», 2007. – 448 с.
[3] Там же, с. 14.
[4] Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, 2 июля 2021 г., с. 40 / URL: http://static.kremlin.ru/media/events/files/ru/QZw6hSk5z9gWq0plD1ZzmR5cER0g5tZC.pdf
[5] К Великому Океану-5: от поворота на Восток к Большой Евразии/ Караганов С.А. и др. – М.: Международный Дискуссионный клуб «Валдай», 2017.